Гильермо дель Торо если и не на всё, то на очень многое горазд. Кучу жанров на своём веку перепробовал и особо комфортно — спасибо 10-летней возне с пластическим гримом и аниматроникой — ощущает себя на съёмках мистических картин, где нужно ручками оживлять страшных чудовищ. Зачастую чудовищ более человечных, чем люди, с которыми те делят пространство внутри кадра. И тут нет ни капли визионерского пижонства — практически все проекты Дель Торо, если в них фигурируют монстры, ставят своей целью очеловечить уродливых тварей и с неожиданного ракурса преподнести зрителям важный гуманистический посыл. С обязательным добавлением контекстной «перчинки», конечно же. Что мы под этим словом подразумеваем? А вы представьте, что диснеевских «Красавицу и Чудовище» перенесли из Франции XVIII века во Францию, оккупированную нацистами, так ещё и с заколдованного мохнатого принца сорвали парадный мундир и превратили в лавкрафтианское чудо-юдо — такого рода контентом Дель Торо прямо-таки болеет.

В этом отношении «Пиноккио» пошёл по уже проторенной мексиканским режиссёром тропинке: Дель Торо разбавляет известную итальянскую сказку о деревянном длинноносом мальчике мрачными образами и накидывает тяжёлых размышлений о войне, отцах, детях и беспощадности системы. Таким вот нехитрым образом добрая семейная история превращается в добрую семейную историю с подвохом, так как действие её разворачивается в Италии, ютящейся под фашистскими знамёнами.

В разговоре о «Пиноккио» нельзя не упомянуть мультфильмы Уэса Андерсона. Проект Дель Торо близок им и по духу, и по тактико-техническим характеристикам: анимация кукольная, подробная, сделанная на совесть; тона светлые, как иллюстрации в детской книжке; подача обманчиво инфантильная. Классическая, в общем-то, ситуация, взять хотя бы андерсоновского «Бесподобного мистера Фокса» — его можно рассматривать и как задорное приключение хитрого лиса в вельветовом пиджаке (для зрителя помладше), и как историю о кризисе среднего возраста и конфликте поколений. Так и «Пиноккио» Гильермо дель Торо удачно маскируется под волшебный мультик с редкими, звучными, позитивными песенками, заглушающими окружающие героев смерть и страдания, тирады диктатора и всхлипы жертв политических репрессий.

Как и полагается в проекте Дель Торо, в «Пиноккио» мир грёз не затмевает жестокую реальность (вспомним его «Лабиринт Фавна», где погружение в «кроличью нору» происходит на фоне гражданской войны в Испании). В мультфильме можно увидеть и упитанное лицо Бенито Муссолини, и то, как злые фашисты с красными повязками загоняют детишек в особые «пионерлагеря», где им преподают солдатскую муштру и безответную любовь к родине. А ещё по хронометражу обильно раскидана христианская мишура вперемешку с паранормальщиной, отсылающей то ли к античной, то ли к шумерской мифологии. Даже рождение Пиноккио предваряет смерть другого ребёнка и последовавший за ней запой столяра Джепетто. Да и не похож «биоробот» с постеров на аккуратную марионетку из хрестоматийного мультика Уолта Диснея — на зрителя взирает не очаровательный деревянный мальчуган, а неотёсанное антропоморфное полено.

Однако неотёсанное — не значит бездушное. Похождения разумного бревна Дель Торо с прошлыми итерациями сказки Коллоди перекликаются слабо — тут тоже есть бродячий цирк, с которым Пиноккио гастролирует по итальянской глубинке, есть огромная рыба, в желудке которой главный герой всенепременно окажется, есть говорливый сверчок на правах сайдкика, и нос у соснового хулигана по канону растёт, когда тот лжёт. Но во многом благодаря неожиданному для такой истории, наполовину реалистическому, наполовину потустороннему сеттингу новый «Пиноккио» освежает проблематику, затронутую его предшественниками. Дель Торо хоть и излагает банальные вещи, делает это элегантно — через сногсшибательную анимацию, грамотно сталкивая фантомы извечных ценностей с ни разу не фантомным злом, что таится в людских душах, а не является продуктом деятельности какой-нибудь обиженной на человечество стрёмной ведьмы.

Символы вроде деревянного парнишки, будто распятого на кресте, слегка нарушают магию, выстроенную командой Дель Торо, ибо это несколько пошло — столь беспардонно махать «глубиной» у зрителя перед носом. Однако если к кричащему символизму новой работы друга нашего Гильермо зритель «на опыте» придраться ещё может, то по поводу картинки поворчать уже не выйдет. И в плане глобального художественного замысла тоже. Дель Торо ведь именно благодаря этому и прославился — навыку создавать иллюзии, от которых сложно оторваться. Благодаря умению даже самую банальную сказочку исковеркать деликатно, ювелирно фаршируя её серьёзностями без потерь по части зрелищности.

//Сергей Чацкий