Если противоречивый актёр Шайа Лабаф с кем и воюет, так это с собственным «я», которое иногда надевает на голову бумажные пакеты, записывает вирусные агитки и смотрит всю свою фильмографию в обратном порядке. Война эта длится уже больше пяти лет и началась с откровенного плагиата, в котором уличили юное дарование на Каннском фестивале. Именно тогда на свет божий и вылезла эта мерзкая вторая сущность, которая носит исключительно бомжовский прикид и занимается всякой ерундой, в современном обществе провозглашённой акционизмом.

Теперь для Лабафа съёмки в кино — лишь хорошо оплачиваемая «халтурка», при помощи которой можно продолжать чудить в прямом эфире. Важнее всего на следующий месяц придумать очередное эпатажное мероприятие, которое до стёртых подушечек пальцев будет обсуждать весь интернет. Своеобразная замена уже состоявшемуся виду искусства, которая вызывает максимальное количество критики в адрес Лабафа. Да его даже за «Трансформеров» не распинали так, как за последний неудавшийся перфоманс с акцией протеста против президентства Трампа! Ну, нам же лучше, ведь четыре года без ролей этого одиозного лицедея тянулись бы очень заунывно. Зрителям понадобилось бы создавать петицию для демонтажа той транслирующей камеры, только бы Лабаф наконец взялся за ум.

Однако будем честны, дуракаваляние — это уже не обыкновенные детские приколы вроде цепляния к спине записки с текстом «Пни меня» или незаметной подножки, а неискоренимый стиль жизнь, который спасает тебя от утомительной обыденности. Ну вот серьёзно, зачем пытаться изображать чумазого техника, от которого за милю разит потной формой, когда о мыле и мочалке можно вовсе забыть? Или зачем создавать видимость постельных сцен, когда у тебя натурально стоит на твою экранную пассию? Такой не наигранной методике перевоплощения позавидовали бы даже самые рьяные последователи системы «Верю — не верю» Дастин Хоффман и Марлон Брандо.

Теперь можно только догадываться, на какие неоправданные жертвы пошёл Лабаф при работе над «Войной», где в кадре он проходит почти полный подготовительный курс морской пехоты. Сомневаться в том, что в сцене применения газового баллончика пшикнули в его лицо смесью вытяжки чеснока и лимона, а не просто освежили морду родниковой водичкой, не стоит — так правдоподобно он корчится в муках. Хотя доказывать что-то режиссёру Дито Монтиелю, который и прибрал к рукам тогда ещё сопливого мальчишку, давно не надо. Та дыра в стене, которую неуравновешенный Лабаф проделал на кастинге драмы «Как узнать своих святых», скорее всего, до сих пор служит постановщику напоминанием о проникновенной агрессии в кино.

Все ранние постановки Монтиеля прямым текстом угрожают зрителю: «Не подходи, а то будет больно». Конечно же, больнее всего вмазала кинолента «Как узнать своих святых», которая словно закалила свои кулаки на улице среди безработной шпаны и бездомных хулиганов. Никаких суетливости и рассусоливаний — чёткая и резкая зуботычина. «Бой без правил», который выглядел суровее всех, пусть неубедительно и с частыми промахами, но также надавал стремительных тумаков по физиономии. Спортивным драмам положено это делать любой ценой. Самым слабеньким и не техничным был «Опасный квартал», который целенаправленно лупил только по брюху, не вызывая никакой отдачи. Хоть бы завершающий удар под дых попробовал — но и тут нет.

Глупо, наверное, говорить, что война бьёт по человеку сильнее, чем приклад автомата, но как ещё объяснить впечатление от просмотра ленты «Война»? Давайте так: от кульминации и развязки точно можно опуститься на четвереньки. Хотя если вы бывалый и прошли на сценарных полях сражений не один бой, то определённо знаете, под какими завалами искать разбросанные подсказки. Допрос с пристрастием главного героя офицером в исполнении Гэри Олдмана — это та самая наводка из штабного центра. Вообще, с диалогами у сценаристов Адама Г. Саймона и Дито Монтиеля нет никаких осечек. Даже непробиваемого как танк Джая Кортни они смогли более-менее раскрыть. Хотя танк — он и есть танк.

Не успел Шайа Лабаф откатать свой срок в составе экипажа «Ярости», как его снова отправляют защищать родину в очередную горячую точку, и неважно, что со Второй мировой он как-то резво перескочил на современный иракский конфликт. За страну постоять — это гражданский долг, потому безумец и бросается так самоотверженно под свистящие пули. Если Лабаф до сих пор кажется вам тем неудачливым сосунком, которому (правда, по обоюдному согласию) дала Меган Фокс и который поселил у себя в гараже говорящий Chevrolet Camaro, то вы до сих пор не видели его в армейском кителе. И если в «Трансформерах» и последнем «Индиане Джонсе» он реально воспринимается как малолетний фрик, то «Ярость» и «Война» — это уже повзрослевший образ, обзаведшийся растительностью на лице. Хочется сказать, что солдат Гэбриэл Драммер — это лучшая роль Лабафа, но притягательные усики Бойда Свона из эйровской экранизации Word of Tanks до сих пор не дают покоя.

А если вам не терпится узнать, что там с заявленным постапокалипсисом, то с ним всё так, как если бы за колористику отвечала одна из множества трухлявых ручонок кабельного канала Syfy. А именно та, которая растёт из жопы и раскрашивает облысевшей кистью трэшовую «Нацию Z». Того и гляди вырвиглазная цветофильтрация обратит всех зрителей в слепых и разъярённых зомбаков, на деле всего лишь подхвативших конъюнктивит. К счастью, повествование в этом невзрачном послевоенном мире задерживается буквально на считаные минуты, а если и устраивает привал, то лишь тогда, когда на дворе темным-темно. От этого и никаких подробных экскурсий по заброшенным городам, иначе вот здесь обнаружился бы кусок знакомых декораций, а за тем углом вообще стал бы проглядывать жилой район, который ни в коем случае не должен засветиться в кадре.

Если быть хоть как-то вовлечённым в творчество Монтиеля, то понять манеру его рассказов очень просто: это всегда прямолинейные истории, суть которых не взята в заложники метафорами-смертниками и террористически настроенным иносказанием. Именно поэтому за ленту «Война» и переживаешь больше всего — как она там, нормально ли с ней обходятся? Но важнее всего, как к ней отнесутся зрители, для которых Монтиель поверхностный постановщик. Понять финал просто, а заранее подкрасться к нему с имеющимся рюкзаком знаний — ещё проще. Кому-то такая простота сослужит службу, но кого-то навеки оттолкнёт, и этот кто-то больше никогда не поддастся призыву идти на подобное в кино.